Я сказал более чем достаточно. Хотя Барри и считался моимприятелем, но услышанное наверняка слово в слово передаст боссам.

– Информация конфиденциальна.

В батарее забулькало. Внимать водяным руладам было кудаприятнее, чем продолжать беседу. Ни Барри, ни мне не хотелось ляпнуть что-тотакое, о чем пришлось бы впоследствии сожалеть.

Он поинтересовался, кто, кроме меня, работает в конторе. Якратко охарактеризовал наш персонал.

– Потрясающе! Не может быть! – время от времени буркал онпод нос. Наконец поднялся, пошел к двери и перед уходом спросил: – Мы ещеувидимся?

– Вне всякого сомнения.

Инструктаж длился около получаса – по дороге от конторы доприюта “Добрый самаритянин” в Петворте, на северо-востоке от города. Мордехайвел машину, я прижимал к груди кейс и чувствовал себя зайчиком, приготовленнымна завтрак удаву. На мне были джинсы, белая рубашка с галстуком и старый синийблейзер. На ногах белые носки и удобные, разношенные кроссовки “Найк”. Бритьсяя бросил.

Юрист с улицы может одеваться так, как вздумается.

Заметив мое преображение, Мордехай встал из-за стола игромко объявил, что я готов к работе. Взгляд его задержался на кроссовках. Японял, что ему приходилось встречать снобов, которые, выкроив безумно дорогойчас и пообщавшись с бездомными, бог весть почему отпускали щетину и облачалисьв задрипанные джинсы.

– Твоя клиентура будет самая разношерстная, – вещалМордехай, небрежно положив левую руку на руль, а правой сжимая стаканчик скофе. – Одна треть – безработные, вторая – семьи с детьми, третья –недоразвитые. В четвертую треть входят ветераны, в пятую – лица с низкимидоходами, дающими право на дешевое муниципальное жилье, благо крыша над головойимеется только у шестой трети. За последние пятнадцать лет было разрушено околодвух с половиной миллионов дешевых квартир, а федеральные жилищные программыурезаны на семьдесят процентов. Так что в увеличении бродяг нет ничегоудивительного. Правительство уравновешивает бюджет за счет неимущих.

Статистикой Мордехай оперировал без видимых усилий.

В работе заключалась вся его жизнь. Приученный кскрупулезной точности, я с трудом подавлял желание конспектировать за ним.

– Если у твоего клиента есть работа, то она самаянизкооплачиваемая, поэтому о частном жилище и речи быть не может. О нем онидаже не мечтают. Доходы вечно не поспевают за ростом квартирной платы. Людиопускаются и опускаются, в то время как чиновничий аппарат год за годомвыгрызает из программ социальной помощи огромные куски. Вдумайся: лишьчетырнадцать процентов бездомных инвалидов получают пособие. Четырнадцатьпроцентов!

Мы едва не проскочили на красный свет, машина Мордехаязабаррикадировала перекресток. Послышались возмущенные гудки. Я сполз насиденье, со страхом ожидая аварии. А Мордехаю было абсолютно невдомек, какуюненависть вызывает он и его автомобиль у водителей, и без того разъяренныхчасом пик. Отрешенным взором он смотрел вдаль, в иной мир.

– Примерно половина бедняков тратит семьдесят процентовдохода на оплату жилья. Бюрократы из министерства жилищного строительства игородского развития считают, что на это им должно хватать трети. Десятки тысячлюдей у нас в городе находятся в подвешенном состоянии: один неоплаченный счет,незапланированный поход к врачу, непредвиденная ситуация – и они теряют крышинад головами.

– Куда же они идут?

– Очень редко прямо в приют. Сначала обращаются кродственникам, затем к друзьям. Но те обитают в таких же условиях, а договор обаренде ограничивает количество проживающих в одной квартире. Тому, кто нарушаетего, грозит выселение. Люди пристраивают одного ребенка у сестры, другого – уприятеля, попадая просто между молотом и наковальней. Приюты пугают бездомных.

Мордехай отпил кофе.

– Почему?

– Далеко не каждый приют безопасен. Драка – обычное дело, нослучаются и грабежи, даже изнасилования.

Вот, оказывается, где ждет меня продолжение юридическойкарьеры.

– Жаль, не прихватил пистолета.

– Ничего с тобой не случится. В городе работают сотнидобровольных помощников, и я ни разу не слышал, чтобы хоть один как-топострадал.

– Это вдохновляет.

Машина тронулась с места.

– Примерно половина бродяг травится какой-нибудь дрянью –вспомни Харди. Это считается нормой.

* * *

– Что для них можно сделать?

– Не так уж много, к сожалению. Осталось несколько программ,но найти свободную больничную койку трудно.

С Харди нам повезло, мы пристроили его в лечебницу дляветеранов, а он взял да сбежал. Алкоголик сам знает, когда ему протрезветь.

– Чем в основном травятся?

– Спиртным. Оно обходится дешевле остального. Курят крэк, онтоже доступен. В ходу всё, но модные наркотики им не по карману.

– Какими будут мои первые пять дел?

– Волнуешься?

– Хочется иметь хотя бы смутное представление.

– Расслабься. Работа не слишком сложная. Главное терпение. Ктебе придет клиент, которого обделили льготами, скажем, талонами на питание.Или у него развод. Или жалоба на домовладельца. Спор о приеме на работу.Наверняка правонарушение.

– Что именно?

– Мелочь. Власти усиленно стараются превратить бездомного впреступника. Крупные города напринимали массу законов, цель которых – доконатьбродяг. Нельзя попрошайничать, нельзя спать на скамейке, нельзя ночевать подмостом, нельзя хранить личные вещи в городском парке, нельзя сидеть натротуаре, нельзя есть на ходу. Очень многое из этой чуши суды отменяют. УмницаАбрахам убедил кое-кого из федеральных судей, что такие, с позволения сказать,законы являются прямым нарушением первой поправки к Конституции <Перваяпоправка к Конституции гарантирует гражданские свободы, внесена 15 декабря 1791г.> . Тогда власти взялись ужесточать общие положения, касающиесябродяжничества и нарушения общественного порядка. Направлено это опять-такипротив бездомных. Когда человек с приличной внешностью и в хорошем костюмепошатываясь выходит из бара, чтобы за ближайшим углом справить нужду, на негоне обращают внимания. Но напруди за тем же углом бездомный, его сразу поволокутв участок за поведение, оскорбляющее общественные нравы. Чистки стали обычнымявлением.